воскресенье, 2 февраля 2014 г.

Октарин - пигмент воображения "избранных" (Цвет волшебства Терри Пратчетта)

Двацветок  был туристом,  первым туристом  на Плоском мире.  По  мнению Ринсвинда, загадочное слово "турист" в переводе на нормальный  язык означало "идиот".

… Ринсвинд попробовал закрыть глаза, но у воображения не было век, а потому оно пялилось почем зря...

Давно подмечено, что люди, чувствительные к излучениям в ультраоктарине --  восьмом цвете, пигменте Воображения,  --  могут  видеть то, что не видят другие.

Терри Пратчетт



"В далеком и далеко не новом комплекте  измерений, в том крыле  Космоса, которое  никогда не  предназначалось для  полета, клубящиеся звездные туманы дрожат, расступаются и...
     Смотрите...

Marc Simonetti 

Пламя  с ревом неслось по  двуединому городу Анк-Морпорку. Там, где его язычки   лизали   Квартал  Волшебников,  оно  пылало  синевой   и   зеленью, разбавленными   необычными  искрами  восьмого  цвета,  октарина.   Там,  где передовые  отряды  пожара  проложили  дорогу к  чанам  и  масляным  складам, расположенным   вдоль  всей  улицы  Торговцев,   оно   продвигалось  сериями взмывающих в небо огненных фонтанов и взрывов. Касаясь связок редких сушеных трав и залезая в  кладовые аптекарей, пламя заставляло людей сходить с ума и
говорить с богами...

Stephen Player

--  Как его зовут? -- поинтересовался  Бравд,  который, как всегда,  не поспевал за ходом беседы.
     -- Двацветок.
     -- Двацветок.? -- удивился Бравд. -- Ну и имечко!
     -- Вы еще и половины не  знаете, -- проворчал Ринсвинд, спешиваясь.  -- Цыпленок, говорите?
     -- С пряностями, -- уточнил Хорек. Волшебник застонал.
     -- Кстати, -- вспомнил Хорек,  прищелкнув пальцами, -- где-то, ну около получаса назад, был такой неслабый взрыв...
     --   Склад  с   маслами  взлетел   на  воздух,  --   пояснил  Ринсвинд, передернувшись при воспоминании об огненном дожде...

Daerick Gross Sr

Когда он вернулся, существо, именуемое Двацветком,  безвольно свисало с его плеча. Оно  было  маленьким и костлявым, а  его  очень необычное одеяние состояло  из  доходящих  до  колен  штанов   и  рубахи  таких  кричащих,  не сочетающихся  друг  с  другом  цветов,  что  привередливый глаз  Хорька  был оскорблен даже в полутьме...



А  в "Порванном Барабане"  Ринсвинд с  раскрытым ртом  внимал  рассказу Двацветка.
     --  Так  что я решил увидеть  ваш  город своими глазами, -- повествовал маленький чужестранец. --  На это ушли все сбережения, которые я  собрал  за восемь  лет. Но мое  путешествие  стоит  каждого  полурайну. Я хочу сказать, наконец-то   я  очутился   здесь.   В  Анк-Морпорке.   В  двуедином  городе, прославленном в песнях и сагах. На улицах, знававших  поступь  Хэрика Белого Клинка, Хруна-Варвара, Бравда  из Пупземелья и Хорька...  Знаете,  здесь все именно так, как я себе представлял.
     Лицо Ринсвинда являло собой маску, изображавшую зачарованный ужас...

Stephen Player

Говорят,  когда должен умереть волшебник,  Смерть  приходит за ним сама (точнее, сам, потому что на Диске Смерть  мужского рода), вместо того  чтобы возложить исполнение этой  обязанности на кого-нибудь  из своих подчиненных, вроде Болезни или Голода, как оно обычно бывает.  Ринсвинд нервно оглянулся, ожидая  увидеть  высокую  фигуру  в  черном  (кстати,  у  волшебников,  даже неудавшихся,  в  дополнение  ко всяким  палочкам  и  кристалликам  в зрачках имеются   крошечные  восьмиугольники,  которые  позволяют  видеть   октарин, основной цвет, по  сравнению с которым все остальные цвета --  не более  чем бледные оттенки, вторгающиеся в обычное четырехмерное пространство. Говорят, что выглядит октарин примерно как светящийся зеленовато-желтый пурпур)...

Stephen Player

Продолжительная  сессия  в  Шлюшьих   Ямах  породила  на  свет  большое количество цветных и очень поучительных  картинок,  ряд из  которых Ринсвинд припрятал за пазуху для дальнейшего детального  изучения частным образом. По мере  того  как  из его  головы  улетучивались винные пары,  волшебник начал серьезно задумываться над принципом работы иконографа.
     Даже маги-недоучки знают, что некоторые вещества очень чувствительны  к свету...

Stephen Player

Тем не менее он все чаще и чаще  обращался к  Двацветку  за позволением поорудовать коробкой. Чужестранец с превеликой охотой доверял ему иконограф, поскольку  таким образом сам  мог  присутствовать  на картинках.  Тогда-то Ринсвинд и подметил некую странность. Тот, в чьих руках оказывается коробка, приобретает  мистическую власть: каждый,  кто предстает перед  гипнотическим стеклянным глазом, покорно повинуется  самым бесцеремонным  приказам насчет позы и выражения лица.
     Катастрофа  разразилась  в   тот   момент,  когда  Ринсвинд  был  занят изготовлением картинок на Площади Разбитых Лун.
     Двацветок позировал рядом с обалдевшей торговкой амулетами, а толпа его новообретенных   почитателей  с   интересом   следила,  не   выкинет  ли  он какой-нибудь потешно-сумасшедший фортель.
     Ринсвинд  опустился  на одно колено,  чтобы  лучше  разместить  всех на картинке, и нажал на волшебный рычажок.
     --  Ни фига  не  выйдет. У меня кончилась розовая краска, -- произнесла вдруг коробка.
     Перед  глазами Ринсвинда распахнулась  незамеченная им  прежде  дверка. Оттуда  высунулась   маленькая,  зеленая,  покрытая  ужасающими  бородавками человекообразная  фигурка,  ткнула  когтем  в заляпанную  красками  палитру, зажатую в лапе, и принялась орать.
     -- Нету розового! Видишь? -- верещал  гомункулус.  -- И чего толку жать на рычажок, когда розовой краски нет? А коли тебе хотелось  розового, нечего было делать  те  картинки  с молодыми  дамами! Все,  приятель,  переходим на черно-белый цвет. Усек?
     -- Усек. А то как же. Отчего ж не перейти? -- согласился Ринсвинд.
     Ему показалось,  что  он разглядел  в одном из  темных уголков  коробки мольберт и крошечную неубранную  постель. Он понадеялся, что это ему  только показалось...

Josh Kirby

Давно подмечено, что люди, чувствительные к излучениям в ультраоктарине --  восьмом цвете, пигменте Воображения,  --  могут  видеть то, что не видят другие...


-- Золото есть  золото, -- изрек  он наконец.  --  Как может человек, у которого имеется куча золота,  считать  себя  бедняком? Ты либо  беден, либо богат. Это же логично.
     Ринсвинд  икнул.  Он   успел   убедиться,  что  Логика  --  вещь  очень непостоянная.
     --  Ну, значит так, -- сказал он, -- я вот подумал, дело в следующем, в общем, вам известно, что такое октирон?
     Оба джентльмена удачи кивнули. В  землях, лежащих вокруг Круглого моря, этот  необычный, отливающий всеми  цветами радуги  металл ценился не меньше, чем древесина груши разумной, да и встречался не  чаще. Человек, у  которого имеется иголка  из октирона,  никогда не заблудится, поскольку, будучи очень чувствительной  к  магическому  полю  Диска,  она  всегда указывает  на  Пуп Плоского  мира.  Кроме  того,  эта иголка  чудесным  образом  штопает своему хозяину носки.
     -- Понимаете, я считаю,  что у  золота тоже есть  свое магическое поле. Нечто вроде финансового волшебства. Эхо-гномика, -- хихикнул Ринсвинд...


Но,  возможно, самое  впечатляющее зрелище  -- это бесконечный Краепад. Даже  те   умы,   которые  уже  столкнулись   с   абсолютной   галактической необъятностью А'Туина, отказываются поверить в это  явление. Там моря Диска, бурля,  вечно переливаются через Край  в космическое  пространство. А может, самое  невероятное  зрелище  на  Диске  -- это  Краедуга,  опоясывающая  мир восьмицветная  радуга,  которая  висит  в насыщенном  туманами  воздухе  над Краепадом.  Восьмой  цвет --  это  октарин,  образующийся  за  счет  эффекта рассеивания сильного солнечного света в интенсивном магическом поле.
     Или самое великолепное зрелище -- это Пуп. Там сквозь облака, на десять миль в небо, вздымается шпиль из зеленого льда, поддерживая на своей вершине царство  Дунманифестин,  обиталище богов Диска...

Josh Kirby

Ринсвинд  знал,  что внутри  деревьев  бывают  древесина,  сок,  иногда встречаются белки. Но не дворцы.
     И  все  же подушки, на которых  он сидел,  были определенно  мягче, чем древесина,  вино  в  деревянном кубке,  который стоял  рядом,  было  гораздо вкуснее, чем древесный сок; да и девушку,  которая сидела напротив, обхватив руками колени, и смотрела на  него задумчивыми глазами, нельзя было сравнить с белкой. На белку она смахивала разве что некоторой пушистостью.
     Высокую и  просторную  комнату  сверху освещал мягкий  желтоватый свет, однако источника его Ринсвинд  так и не обнаружил. В узловатых, искривленных арочных проемах виднелись другие комнаты и нечто похожее на широкую винтовую лестницу. А ведь снаружи дерево выглядело совершенно нормальным.
     Девушка была  зеленого цвета  -- телесно-зеленого  цвета. Ринсвинд  мог утверждать это с абсолютной уверенностью, потому что единственной ее одеждой был висящий на  шее медальон. Ее длинные волосы слегка напоминали мох. Глаза не имели зрачков и сияли яркой зеленью. Ринсвинд пожалел, что в Университете не уделял больше внимания лекциям по антропологии...


Нечто   подозрительное  в  выражении  ее   лица   заставило   Ринсвинда обернуться. За его спиной стояли трое дриадов --  дриад мужского пола. Как и девушка,  они  были  обнажены.  Оружия  Ринсвинд  тоже  не  заметил.  Однако последнее обстоятельство не имело ровно никакого значения.  Похоже, им и  не нужно было оружие, чтобы справиться с Ринсвиндом.  Они выглядели так, словно плечом могли проложить себе путь сквозь монолитную скалу, а по пути перебить полк троллей. Трое  красавцев-великанов  смотрели на волшебника с деревянной угрозой. Их кожа  походила цветом на  скорлупу  грецкого  ореха, и  под  ней огромными валунами перекатывались мускулы...



 ЭЙ, Эй, эй.
     -- Я  точно знаю,  что здесь  кто-то есть, я  только что слышал, как вы играете в кости!
     КОСТИ, Кости, кости.
     -- Послушайте, я  всего лишь...  -  Двацветок  резко замолчал. Причиной этому  была яркая светящаяся точка, внезапно возникшая в нескольких футах от его глаз. Она быстро росла  и через пару  секунд  превратилась в  крохотную, многокрасочную  человеческую  фигурку. На  этой стадии  она начала  издавать звук,  или, скорее, Двацветок услышал звук,  который она  издавала  все  это время. Он был похож на осколок крика, растянутый на одно долгое мгновение.
     Переливающийся всеми цветами  радуги  человечек вырос уже  до  размеров куклы  -- между полом и потолком медленно кувыркался искаженный,  изломанный силуэт. Двацветок спросил  себя, почему ему в голову  пришли  слова "осколок крика"... и пожалел об этом.
     Фигурка начала походить на Ринсвинда. Рот волшебника был открыт, а лицо освещено светом...

Stephen Player

-- Кто это? -- поинтересовался Двацветок.
     Он держал  в руке клетку, выуженную из самых сокровенных глубин Сундука и набитую угрюмыми розовыми ящерицами.
     -- Я  Хрун, -- гордо возвестил Хрун. Потом он  посмотрел на Ринсвинда и переспросил: -- Что?
     -- Просто не называй это число, ладно? -- повторил Ринсвинд.
     Он посмотрел на меч,  зажатый в кулаке Хруна. Меч был абсолютно черным, того оттенка  черного, который есть не цвет, но, скорее, могила всех цветов. Вверх  по  светящемуся  слабым  октариновым  светом клинку  шла  чрезвычайно витиеватая руническая  надпись.  Меч,  должно быть, тоже  увидел волшебника, потому что внезапно заговорил -- голосом, похожим на скрип когтя по стеклу...

Stephen Player

Для Ринсвинда  мир  неожиданно  озарился мерцающим октариновым  светом, которому  фотоны,  сталкивающиеся  с магической  аурой, придавали фиолетовый оттенок.  Окутанный   сиянием  повелитель  драконов  превратился  в  статую, окрашенную в мертвенные цвета, а его меч пронзал  пространство медленно, как улитка...

Stephen Player

 "Слушаю и повинуюсь,  господин",  --  произнес  чей-то  голос в  голове туриста.
     При свете потрескивающего, брызжущего искрами камня Двацветок  взглянул на свое отражение в паре огромных зеленых глаз. Дракон, которому эти глазищи принадлежали, был таким  же  многоцветным, рогатым, шипастым  и ловким,  как тот, чей образ сохранился  в памяти маленького туриста.  Это  был  настоящий дракон. Его широкие сложенные крылья скребли по обеим стенкам камеры. Дракон лежал, нежно обхватив Двацветка когтями.
     --  Повинуешься? -- переспросил турист  вибрирующим от ужаса и восторга голосом.
     "Именно, мой господин".
     Сияние  померкло. Двацветок ткнул дрожащим пальцем в  ту  сторону, где, как ему помнилось, находилась дверь, и скомандовал:
     -- Открой!
     Дракон поднял огромную голову. Снова наружу вылетел огненный шар, но на этот  раз его цвет,  подчиняясь  сокращению мышц на шее рептилии, постепенно поблек, превратившись из оранжевого в желтый, из желтого в белый и, наконец, в еле заметный голубой. Поток пламени сменился  тонкой струйкой, но там, где струйка касалась стены, плавящийся камень, шипя  и потрескивая, стекал вниз. Когда огонь достиг двери, металл разлетелся ливнем горячих капель...

Stephen Player

Чтобы посмотреть  вперед, Ринсвинду пришлось бы повернуться  и увидеть, на что в действительности похож морской тролль. Он  не  был уверен, что  ему уже хочется этого. Так что он стал смотреть на Краедугу.
     Она висела в тумане на некотором расстоянии от  Края, появляясь  только по утрам  и вечерам, когда свет крошечного, вращающегося по орбите солнышка, проходя мимо массивной туши Всемирной Черепахи, Великого А'Туина, встречался с магическим полем Диска под определенным углом.
     Тогда в  пустоте,  сверкая,  возникала двойная  радуга. Ближе к границе Краепада  горели  семь  второстепенных  цветов,  искрясь  и  танцуя  в  пене умирающих морей.
     Но они были бледной тенью в  сравнении с более широкой полосой, которая парила позади, наотрез отказываясь делить с ними один и тот же спектр.
     Это Цвет-Король, по отношению к которому все менее важные цвета есть не более  чем неполные и застиранные оттенки. Это октарин, цвет  магии. Он жил, сиял, вибрировал, являясь в то же самое время пигментом воображения.  Где бы он  ни  появлялся,  его  возникновение  всегда  служило  признаком того, что простая материя стала  служанкой  сил, порожденных  магическим разумом.  Это было само волшебство.
     Но Ринсвинд  всегда считал, что октарин чем-то смахивает на зеленоватый пурпур...

Stephen Player

Зрелище  оказалось  и   вполовину  не   таким  страшным,  как  он  себе представлял.
     "Хм-м", -- сказало его воображение через какое-то время.
     Дело  не  в  том,  что  тролль  ужасал. Вместо  разлагающегося  заживо, обвешанного  щупальцами страшилища,  которое  он  ожидал  увидеть,  Ринсвинд обнаружил  перед  собой довольно коренастого, не особо  уродливого старичка, который  на любой городской улице спокойно сошел бы за нормального человека. Если,  конечно,  там  привыкли  видеть  старичков, состоящих из  одной воды. Впечатление  было  такое, словно  океан сам решил создать жизнь, вот  только возиться с эволюцией ему не хотелось, поэтому он просто взял и  сотворил  из себя  двуногое  существо, пустив его хлюпать  по суше. Тролль  был приятного
прозрачно-голубого цвета.
     Ринсвинд не поверил  своим глазам: в  груди  старичка мелькнула  стайка серебристых рыбок...

Stephen Player

-- "Глен Ливид", -- произнес он. -- Вино  из перебродивших  орехов вул, которое получают у меня  на  родине  методом  сублимации. С легким дымком... Пикантный  вкус.  С западных плантаций провинции Реигрид. Я угадал? Судя  по цвету, урожай будущего года. Могу я спросить, как оно к тебе попало?...


Вода вокруг корабля превратилась из зеленой в пурпурную, из пурпурной в черную, а  из черной -- в абсолютно  непроницаемую  темноту, по  сравнению с которой  даже  черный  цвет  выглядит  серым.  Большая  часть  корпуса  была раздавлена непомерным давлением в щепки.
     Корабль,  кружась,  опускался  мимо  зарослей  кошмарных полипов,  мимо плавучего  леса  морских водорослей, которые  светились слабыми, нездоровыми красками. Какие-то твари, бросаясь в леденящем молчании  прочь, на мгновение касались его мягкими, холодными щупальцами...


Фигура  подняла  руки,  стащила  капюшон и оказалась девушкой  с  очень необычным  цветом  кожи.  Ее кожа  была черной.  Не темно-коричневой,  как у уроженцев Урабеве, не лоснящейся синевато-черной, как у жителей продуваемого муссонами Клатча. Это была глубокая чернота полуночи на дне колодца.  Волосы и  брови девушки были  белыми, как лунный свет,  и  такое  же бледное сияние окружало ее губы. Она выглядела лет на пятнадцать и была очень напугана...


Грубо  говоря, целые корабли  при помощи деревянных  шипов были искусно соединены  друг с другом и превращены в  дома. Из общего  деревянного  хаоса торчали под  странными углами триремы, дау и каравеллы. Баркентины и карраки придавали более  крупным  постройкам  характерные очертания, а  раскрашенные носовые фигуры и пупземельные драконы на кормах напоминали гражданам Крулла, что все их благосостояние берет свое начало  в море. Так город и поднимался,
уступ за уступом, воцарившись между  зеленовато-синим океаном Диска и мягким облачным морем Края. Восемь цветов Краедуги  отражались в каждом окошке и во множестве телескопов, принадлежащих бесчисленным астрономам города.
     -- Это просто ужасно, -- мрачно изрек Ринсвинд...

Josh Kirby

В предутреннем свете стояла женщина. Она выглядела... она была... у нее было... на самом деле она...
     Позже  Ринсвинд  и  Двацветок  так  и  не сошлись в  мнениях по  поводу представшей перед  ними  дамы.  Обоим она показалась прекрасной  (хотя какие именно физические черты  делали ее красивой, им установить не удалось), и  у нее были  зеленые глаза. Не бледно-зеленые, какими бывают  глаза обычные, -- ее  глаза отливали  зеленью,  как  молодые  изумруды,  и  блестели, как  две стрекозы.  А  один  из  немногих  подлинно магических  фактов, которые  были известны  Ринсвинду,  гласил:  ни  один  бог,  ни  одна  богиня,  какими  бы своевольными и  непостоянными они ни были, не может изменить цвет и  природу своих глаз...
     -- Г... -- начал он.
     Женщина предупреждающе подняла руку.
     -- Если ты произнесешь мое имя, мне придется уйти,  --  шепнула она. -- Ты должен помнить, что я единственная богиня, которая приходит только тогда, когда ее не зовут...


Вскоре Сундук  снова  исчез из виду в разрастающемся  облаке магических частиц,  которое  клубилось  и  колыхалось, принимая  искаженные,  вселяющие тревогу формы. В эту кашу со свистом устремлялось одно заклинание за другим. Из бурлящей массы,  занимающей  то место, где раньше  стоял ящик, вырывалось яркое пламя и молнии всех восьми цветов...

Stephen Player

Он был жив-живехонек  и лежал, покрытый синяками,  в небольшом терновом кусте,  который рос в  расщелине  утеса, выступающего из пенисто-белой стены Краепада. Осознание  этого  факта  ударило его  подобно  ледяному молоту. Он вздрогнул. Куст предупреждающе хрустнул.
     Что-то  голубое  и  смазанное  пронеслось   мимо  Ринсвинда,  ненадолго окунулось в грохочущие струи,  выпорхнуло обратно и уселось на веточку рядом с его  головой.  Небольшая птичка с  хохолком  из  синих  и  зеленых  перьев проглотила маленькую  серебристую рыбку,  которую выхватила из  Краепада,  и принялась с любопытством разглядывать волшебника.
     Ринсвинд заметил, что вокруг летает множество таких птичек.
     Они зависали в воздухе,  стрелой бросались из стороны в сторону и легко скользили над поверхностью воды. То и дело одна  из них  поднимала фонтанчик пены, похищая у водопада очередной обреченный кусочек. Несколько птиц сидело на  ветвях.  Они  сверкали всеми  цветами  радуги,  как  драгоценные  камни. Ринсвинд был очарован..."

_______

"...Неделя на Диске состоит из восьми  дней, а спектр --  из восьми цветов. На Плоском мире число восемь заключает  в себе очень могущественную магию -- ни один волшебник никогда, ни в коем случае не должен произносить  это число вслух.
     Почему все вышеописанное происходит  так, а не  иначе, не совсем  ясно; тем не менее это  хоть отчасти объясняет тот факт, что богов на Плоском мире не столько почитают, сколько проклинают."

Книга "Цвет волшебства" Терри Пратчетт - купить книгу The Color of Magic ISBN 978-5-699-15629-0 с доставкой по почте в интернет-магазине Ozon.ruКнига "Цвет волшебства" Терри Пратчетт - купить книгу The Color of Magic ISBN 978-5-699-15629-0 с доставкой по почте в интернет-магазине Ozon.ru